Сыктывкарец отправился в зону боевых действий в мае 2023 года и проработал на Донецком направлении около двух лет пилотом дронов. Летом 2025-го, получив ранение, боец вернулся в родную республику. Ветеран уже получил дополнительное образование в «Школе фермера», а сейчас проходит программу «Пера. Путь героя». В интервью БНК Антон Жданов рассказал про ментальную защиту, «птиц»в туалете и к кому не было жалости.
— Какой была ваша жизнь до поездки на СВО?
— Жена, двое сыновей, свой дом — все по полной программе. Считал себя вполне состоятельным человеком: занимался с партнером бизнесом по строительству домов. К моменту выезда мы купили уже 16 участков, на которых должны были возвести здания.
— Вы еще занимались гуманитарной помощью?
— Да, в 2023-м начал. Собрали с товарищем деньги, купили «буханку», еще подарили УАЗ «Патриот». Их с провизией и отвез. Понимал, что ребятам нужна поддержка, малогабаритные, более мобильные машины для доставки боекомплектов, продуктов.
— Почему решили в итоге отправиться на СВО?
— Не мог остаться в стороне. Я завершил по бизнесу некоторые вопросы, доделал дела дома, жене построил теплицу, чтобы ей не было скучно. «Порешал» по здоровью: была травма, не мог со всем снаряжением активно передвигаться. Когда все сделал, решил ехать.
— Представляли, что вас ждет?
— Нет, не очень. Так получилось, что в армии не служил, но видел себя в роли пилота дронов: был уже опыт в мирной жизни. Понимал, что долго бегать по окопам не удастся. Хотя все получилось наоборот: долгие пешие прогулки, полное снаряжение, боекомплект, и так 5-7 километров.
— Запомнился момент, когда впервые оказались на передовой?
— Я адреналинозависимый человек, так как долго занимался парашютным спортом. Так что у меня порой даже появлялся азарт. Но когда впервые под серьезным обстрелом оказались, было не страшно, а обидно: вроде только все начинается, а уже конец. Что не успел привнести какой-то вклад в нашу победу. Но Бог миловал. Дальше, так как бои происходят постоянно, срабатывает ментальная защита: ты не обращаешь уже внимания. Если просыпаешься целым и невредимым, благодаришь Господа, что день наступил для тебя еще раз.
— Первый бой каким был?
— Ребята начали штурмовать лесополосу, где стояли хорошо укрепленные позиции противника. Видна была только пулеметная точка, откуда шел огонь по нашим. Вроде виден вход, но непонятно, сколько там людей. Наша тройка штурмовала одну из позиций, попала в ситуацию, когда в них со всех сторон стреляли. Необходимо было помочь им выжить. Тревожно, руки на пульте дрожали, моральное напряжение сохранялось.
— Вы без боевого опыта оказались готовы «спустить курок»?
— Морально оказался готов. Внутри была злоба к противнику. Мы жили под аэропортом в Донецке, а он сидел в трех-четырех километрах и постоянно вслепую обстреливал. А ведь неподалеку с нами жили мирные жители. Когда понимаешь, что ему без разницы, военные или нет, появлялось желание побыстрее и настолько активно отработать, чтобы противника как можно дальше отогнать. Потом отношение стало более спокойным. Это работа. Но чем дальше продвигались, тем чаще слышали совсем не украинскую речь. Это наемники, которые пришли убивать русских, как они сами заявляли. Так что к ним жалости не было совсем.
— Как устроен быт вне боев?
— Возьмем, например, девятиэтажка, из шести подъездов которой остались только две крайние части. В подвале сидели союзники, мы с сапером работали вдвоем на первом этаже. Оборудовали кухню, подручными материалами пытались ее утеплить, нашли печку, трубу от которой прикрепили к вентиляции. На полу спали, в туалете лежали «птицы», «бк». Везде черные стены, пыль, гарь, после каждого прилета все сыпется, трещины в плитах становятся больше.
— Страшно было?
— Было, но из-за невозможности выполнения какой-то задачи, особенно когда у противника активно заработала РЭБ, то есть радиоэлектронная борьба. Наши ребята занимают позицию, ранены, им нужно донести аккумуляторы на рацию, еду и воду, боекомплект. А ты долететь не можешь. Вот это было страшно: ты же для них последняя надежда.
— За себя не переживали?
— Мне не хотелось оставлять детишек без отца, жену одну на хозяйстве. Вот это было страшно. Конечно, если нет страха, то это не героизм, а безумие. Он нужен в определенной мере, чтобы сохранить себе жизнь. Когда идешь, анализируешь, куда можешь нырнуть. Знаешь, сколько времени от выхода до прилета каждого орудия, чтобы успеть добежать до укрытия.
— Как родные отнеслись к вашему решению отправиться на СВО?
— Матери я не сообщил о нем, сказал, что уехал в командировку в Ростов. Когда удавалось выбраться в отпуск, навещал ее, но без формы. Жена, зная мой настойчивый характер, не могла даже попытаться отговорить. Беседовала со мной на тему, мол, ребята гибнут, ты можешь меня оставить одну, я бы этого не хотела. Но не ставила ультиматумы: если ты уйдешь, я оставлю дом. Дети поддерживали, говорили, что мной гордятся. Понимал, что переживали. Когда был интернет, пытался отправить сообщение с «улыбкой», с «бодростью».
— Вспомните первый отпуск?
— Это январь 2024-го. Хотел прилететь спокойно, успеть цветы жене купить. А тут супруга, друзья меня встретили в аэропорту. Мы поехали домой. Собаке пришлось дать успокоительное: питомец эмоциональный у нас, а хозяина столько не было. Тяжело оказалось уезжать после отпуска, не хотелось оставлять кого-то. Ну, ничего: приехал в Донецк и на следующий день на передовую.
— Как вы получили ранение?
— Мы ехали на машине, на ней был РЭБ, но дрон подлетел на оптоволокне. Здоровья водителю Магомеду — он в последний момент вырулил в сторону, беспилотник взорвался сбоку. Мы доехали до точки, причем ранения сразу не почувствовал, думал, что дверью ударился. Но потом осознал: теплое, слипается — снял оборудование, увидел, что осколок колено поразил. Поехали обратно.
— Как можете описать взаимоотношения между бойцами?
— Первый состав был очень дружный, мы стали близки. Люди приезжали со всей России: из Красноярска, Дагестана, Ульяновска. Было много добровольцев, которые пошли туда осознанно. Немного позже еще появлялось немало молодых ребят, буквально 18-19 лет. Не каждый понимал, что там будет. Не все были готовы к тяжелым условиям.
— Вы сейчас проходите программу «Пера. Путь героя»?
— Да, еще получил дополнительное образование в «Школе фермера», защищал диплом по медоводству. Очень мне понравились выезды на пасеки, пчелки. Хочу для себя пару ульев к лету подготовить. По «Пере. Путь героя» недавно закончилась сессия. Теперь каждому приставят наставника, с ним будем проходить практику, защищать дипломную работу. Я хочу двигаться в сфере БПЛА, в развитии производства и применении дронов в республике.
— Легко было вернуться в мирную жизнь?
— Как приехал, начал работать на участке: переносить что-то, наводить порядок, сажать кусты и деревья, избавляться от сорняков. Брал лопату, грабли, занимался физическим трудом. Спикер на «Пера. Путь героя», которая рассказывала про психологию, объяснила потом, что так организм избавляется от эмоциональной нагрузки. Наверно, мне это и помогло.
— Как можете описать сегодняшнюю жизнь?
— Скучать не приходится. Сессия только закончилась, надо онлайн-обучение закончить. Удалось съездить на реабилитацию, подлечиться по ранению. Сейчас думаю только о работе.
— Что мотивирует двигаться дальше?
— Я сам по себе человек энергичный. Понимаю, что это и отвлекает. К слову, хочу пожелать всем ребятам, которые возвращаются: не надо замыкаться в своих воспоминаниях, нужно активнее заниматься чем-то, тем же патриотическим воспитанием молодежи - находить в себе силы и дальше быть полезным.
